25 мая 2015
К 100-ЛЕТИЮ АЛЕКСЕЯ ТИМОФЕЕВИЧА ЧЕРКАСОВА
2 июня 2015 г. исполняется 100 лет со дня рождения Алексея Тимофеевича Черкасова. Читателям газеты "Красноярский рабочий" были представлены два материала симферопольских авторов, посвященных писателю.
АЛЕКСЕЙ ЧЕРКАСОВ - АВТОР "СКАЗАНИЙ О ЛЮДЯХ ТАЙГИ"
Автор: Надежда ПРОСКУРИНА (Симферополь)
В этом году исполняется 100 лет со дня рождения Алексея Черкасова, самобытного сибирского писателя, классика ХХ века, автора популярных романов "Хмель", "Конь рыжий", "Чёрный тополь".
Алексей Тимофеевич Черкасов (1915-1973) родился в Сибири и завершил земной путь в Симферополе, куда он приехал в 1969 году с надеждой на выздоровление. Три года назад, в День России, на доме по улице Самокиша, 14, где писатель жил последние четыре года, была открыта мемориальная доска. Крымчане знают, что в Красноярске есть библиотека, носящая имя А. Т. Черкасова и на доме, где им создана трилогия "Сказания о людях тайги", также установлена мемориальная доска. Есть памятная доска и в Минусинске, где зарождалась идея "Сказаний", и одна из минусинских улиц носит имя писателя.
На читательских конференциях, которые проходят в крымских библиотеках, с большим интересом было встречено сообщение об успешном осуществлении Минусинским драматическим театром спектаклей "Хмель" (режиссёр – Валерий Пашнин) и "Чёрный тополь" (режиссёр – Алексей Песегов).
Яркая личность Алексея Тимофеевича Черкасова вызывала глубокий интерес и у художников. Так, народный художник России и Украины, почётный академик Российской академии художеств Валентин Бернадский, создавший портрет Черкасова, смог передать состояние души писателя. Портрет неоднократно экспонировался на всероссийских выставках в Москве, Севастополе, Симферополе.
...Человек, смотревший на меня с портрета, поразил своей необычностью. Он был не похожим на всех, кто оказался со мной рядом. Облик его был так вдохновенно динамичен и одновременно напряжён, что всё остальное отодвигалось на дальний план и поглощалось главным. Это было лицо, в котором отразились душа, внутреннее состояние чувств и переживаний. Смотрела я на него и думала: "Такой защитит, даже если и сил не будет иметь". Я почувствовала уникальную глубину его духовности. В нём было непостижимое сочетание духовной и внешней красоты, в его глазах утонул мой взгляд. Незримая нить протянулась ко мне, отодвигая всё, что лишь казалось реальным. "Так вот он каков, написавший "Сказания о людях тайги", – думала я.
К своей звезде он шёл через испытания и тернии. В романе "Хмель" Алексей Черкасов, глубоко знающий историю отечества, философ, проникающий в тонкости души, художник слова, скажет: "Слово дано всем, мудрость души – немногим". Эту же фразу я прочитала на его могиле в Симферополе.
"Жизнь, как и река, – с истоком и устьем, – напишет Алексей Тимофеевич в романе "Хмель". – У каждого – своя река. У одного – извилистая, петлистая, с мелководьем на перекатах, так что не плыть, а брести приходится; у другого – бурливая, клокочущая, несущая воды с такой яростью, будто она накопила силу, чтоб пролететь сто тысяч вёрст, и вдруг встречается с другой рекой, теряет стремительность, шумливость, и начинается спокойное движение вперёд, к устью.
Есть не реки, а ручейки – коротенькие и прозрачные, как жизнь младенца: народился, глянул на белый свет, не успел налюбоваться им и – помер...
...Если глянуть с истока, иной думает: нету конца и края теченью его реки, и радуется. В истоке не оглядываются назад. За плечами – розовый туман, и в этом тумане – игрища, потехи, мать да отец, братья да сёстры, бабушки да дедушки, прилежание или леность – чем любоваться? Зато вперёд глядеть радостно. Неведомые берега тянут к себе, новые люди, встречи и разминки – жизнь!.."
Трилогия "Сказания о людях тайги" – наиболее известное произведение Алексея Черкасова – охватывает почти полтора столетия и объединяется образом Ефимии, от которой "не в силах был оторвать взгляда" декабрист-каторжник Лопарёв.
Сказания об истории Сибирского края отличаются динамичностью, их не только интересно читать, они притягивают, заставляют возвращаться к прочитанному.
Читатель вместе с декабристом Александром Лопарёвым, бежавшим с этапа, попадает в старообрядческую общину, ушедшую в глубину Сибири.
Как сложен путь к истине – его надо выстрадать. И возможно ли обрести счастье?
Какие разные характеры героев, какая ломка судеб и их переплетение!
Мастерство Черкасова в том, что, читая, ты видишь героев, слышишь их речь, живёшь их мыслями и чувствами.
Время проходит, герои меняются, уходят, а действие продолжается. И ты во власти сюжета.
Автор – тонкий психолог. Он обнажает то, что прячется "за изгородью слов и пауз": "...Есть разные лица у людей: плоские, вычерченные резко и сильно, энергичные, усталые и такие, на которых отпечатана вся жизнь... Если глянуть издали, ничего не видно. А присмотреться - поражаешься силою отпечатка".
Талантливый писатель рисует сильные, мощные характеры, передаёт их сложность, неповторимость. "Сказания" – произведение не лёгкое, развлекательное, а зовущее к размышлению.
Запоминается образ Филарета – предводителя общины староверов-раскольников: "Старец был необыкновенно высок, с царя Петра, костлявый, прямой; на белой рубахе до колен искрилась такая же белая аршинная борода, поверх неё лежала толстая золотая цепь – увесистый осьмиконечный золотой крест. Холщовая рубаха была перетянута широким ремнём по чреслам; длинные белые космы, ни разу, видать, не стриженные, спускались ниже плеч. Старец был бос и шёл величаво, опираясь на толстый посох с золотым набалдашником и железным наконечником – точь-в-точь Иван Грозный со старинной иконы. И такой же горбоносый".
Ко времени, отображённому в романе, старообрядчество трансформировалось в изуверство, в различные варианты толков и согласий. Потрясает описание сожжения Акулины Юсковой только за то, что у неё родился шестипалый младенец.
Филарет "из окружающей жестокости утвердил свою жестокость, чтобы сохранить общину".
Великолепны диалоги старца с декабристом Лопарёвым. Рядом со страданиями в романе идёт любовь. И такая разная. Ефимия, знающая секреты врачевания, "более всего лечила Лопарёва собственным сердцем, неистраченной любовью, обрызганной с девичества горем горьким да вязким". Она признаётся: "Не греховная плоть мучает мя, а сердце тепла ищет, человека ищет, свободы духа ищет".
Да, "душа – не тело, затворы да стены не удержат" её. Сердце чувствует тепло, исходящее от другого: "Бог не заповедал держать душу в цепях и сердце в холоде". Но "каждый разматывает собственную жизнь".
Пейзажи "Сказаний" сливаются с жизнью персонажей, являясь фоном для развития сюжета. В лучших традициях русской классики написаны живописные картины природы. И, словно предвозвещая свидание Ефимии и Лопарёва, "августовская ночь прояснилась звёздами... Ночь играла ясными звёздами". Сердце Ефимии открылось, "она протянула Лопарёву зовущие руки". Любовь осветила, обняла радостью и теплом, дала свет душе: "Любовь как птица небесная. Над головой летает, а не всем в руки даётся".
Два тома "Сказаний" – "Конь рыжий" и "Чёрный тополь" – создавались в соавторстве с Полиной Дмитриевной Москвитиной, с которой Алексей Черкасов познакомился в 1943 году, находясь в неволе. Ей, ставшей впоследствии его женой, Алексей Тимофеевич сделает посвящение к выходу в свет романа "Хмель": "Без твоего мужества в трудные годы, без твоего истинно творческого участия, когда мы вместе создавали замысел "Сказаний", вместе работали, переживали горечи неудач и счастливые минуты восторга, без такого творческого союза, друг мой, я никогда бы не смог написать "Сказаний о людях тайги".
Быть допущенной к соприкосновению с душой, которой дарован талант, способный вместить в себя боль, страдание, любовь других,- дорогого стоит.
Время выявляет истинное. Уже полвека "Сказания о людях тайги" дарят читателю глубинные откровения. Имя классика литературы Алексея Черкасова пришло к нам из ХХ века, наполненного потрясениями, в ХХI век, век надежд и ожиданий.
Источник: Красноярский рабочий. 2015. 26 марта.
ЧЕРКАСОВ У ГОРЬКОГО?!.. БЫЛ!
Автор: Наталья ЧЕРКАСОВА (Симферополь)
В юбилейный год 100-летия со дня рождения писателя Алексея Тимофеевича Черкасова хочется ещё раз перечитать некоторые страницы его непростой биографии, разобраться с теми из них, которые вызывают вопросы. Одна из таких страниц – встреча начинающего Черкасова с великим Горьким.
Некоторые исследователи творчества и биографии Черкасова называют эту страницу "белым пятном", разобраться в котором невозможно. Мне кажется странным и несколько неоправданным повышенный интерес к теме встречи девятнадцатилетнего, не издавшего тогда ещё ни одной строчки Алексея Черкасова и маститого писателя, корифея русской и советской литературы, человека, максимально и опасно приближённого в то время к вершине власти, Алексея Максимовича Горького. Но никакого пятна, ни белого, ни чёрного, здесь, конечно, нет. Поэтому постараюсь внести ясность, хотя бы настолько, насколько она доступна мне.
Как известно, речь Горького на I Съезде советских писателей в 1934 году стала событием для многих и обещанием всевозможной поддержки для молодых и начинающих. На Горького обрушилась лавина рукописей нового пишущего племени всей России. Не стал исключением и Черкасов. К этому времени у него уже был закончен первый том романа о жизни купечества в предреволюционной Сибири под названием "Ледяной покров". Сначала он отправляет первый вариант романа по почте в посылке, незамысловато написав адрес: "Москва. Горькому". И роман дошёл! Из редакции горьковского журнала "Наши достижения", от редактора Груздева, осенью 1934 года Черкасов получает сообщение о том, что роман заинтересовал издательство, но нуждается в доработке. Ко времени получения этого сообщения у Черкасова уже был готов новый рукописный вариант, потому что писал он всегда со скоростью невероятной. Недолго думая, он кладёт в сумку этот второй вариант "Ледяного покрова", садится на коня и выезжает из села Курагино, где работал в то время агрономом, в Абакан. Коня оставляет привязанным на абаканской железнодорожной станции с запиской: "Вернуть по указанному адресу", а сам на поезде едет в Москву. К Горькому! К кому же ещё?! Больше "знакомых" в Москве у него не было...
В Москве его поражает невероятное количество извозчиков на вокзале, а их вопросы: "Вам куда?! Подвезём с ветерком!" – ставят его перед задачей почти неразрешимой: в самом деле – куда?! Не сразу находит он издательство журнала "Наши достижения", ведь Москву он совершенно не знает. Осень стоит холодная. Ночевать ему негде, и спит он, как бродяга, в Бауманском саду на деревянной скамейке. Однажды, проходя мимо особняка Рябушинского, в котором жил Горький, он останавливается у чёрного входа. Кухарка, выглянувшая на крыльцо, приняла его за очередного просителя, и, возможно, измученный вид его вызвал у неё сочувствие. Она позволила ему войти и переговорила с кем-то. Черкасова накормили и разрешили переночевать в полуподвальной каморке.
Узнал он тогда, что Горький переживает огромное горе после смерти (а все говорили: "гибели") любимого сына Максима, случившейся этой весной. Ходили слухи, что Максима спаивали и добились своего. "Он замёрз, выпивши, и умер", – так говорили многие. И шёпотом добавляли: "Но, вообще-то, его убили...".
В Москве в это время Горького не было. До конца декабря 1934 года он жил в Крыму, в бывшем имении Раевских Тессели, что значит "тишина". Тяжело болел. И в Москве появился только в последних числах декабря. Спустя какое-то время через секретаря Горького, Крючкова, Черкасову наконец-то удалось познакомиться с Горьким. Количество посетителей, рвущихся к общению с писателем, было огромно. Однако с рукописью "Ледяного покрова" он, хоть и мельком, но всё же познакомился. Сказал несколько слов одобрения.
О рабочем графике Горького уже тогда ходили легенды. Он был неукоснительно аккуратен в работе. С 9 часов утра до 14 проводил время исключительно за письменным столом.
В доме Горького, в комнате полуподвала, Черкасов прожил "по январь 1935 года", – так он написал на обороте фотографии в 1968 году, когда вспоминал свою встречу с Горьким в Москве. Такую же фотографию он когда-то отправил самому Горькому и был убеждён, что в горьковском архиве она есть, о чём также говорит надпись на фото.
А тогда, в январе 1935-го, он почувствовал себя "своим" человеком в доме. Осмелел. О том, что произошло дальше, рассказал писатель Пётр Дудочкин в своей статье "Черкасовская грань". Статья была опубликована в журнале "Сибирь" (N 5, 1979 год): "Что не пожил тогда больше у Горького – сам я виноват, – признался мне Алексей Тимофеевич. И вздохнул. Вздохнуть-то при этом вздохнул, но, чувствовалось, вины своей в ту далёкую пору не чуял: – Чёрт меня дёрнул бухнуть невпопад за завтраком такое, что великому показалось дерзким замечанием, а может, и вовсе укором с оскорблением... Обнадёженный похвалами, я возьми да и скажи: "А почему вы, Алексей Максимович, так добры к разным бездарным, наглым и каким-то подозрительным? Они ж покою не дают, всё время возле вас увиваются..." В ответ – ни слова. В тот же день прислуга сказала мне: "Вам придётся освободить комнату: завтра тут будет жить другой гость, уже едет". Я переполошился, спросил: "Алексей Максимович об этом знает?" – "Конечно, знает,- объяснили мне. – Он и сказал так". Не попрощавшись с Горьким (мне сказали, что его нет дома), я укатил из Москвы в Казахстан".
...В январе 1971 года мы с отцом оказались в Москве вдвоём, несколько дней жили в гостинице "Москва", которую Черкасов очень любил, и совершали иногда долгие пешеходные прогулки. Так однажды оказались вместе на Малой Никитской улице, рядом с домом-музеем Горького. Отец грустно вглядывался в дом, а я читала вывеску у входа: "Музей-квартира А. М. Горького. Часы работы...". Музей был уже закрыт, и мне было жаль, что мы не пришли раньше. О том, что отец виделся с Горьким, я от него до этого дня никогда не слышала. И вдруг он сказал, показывая на боковое полуподвальное окно слева от крыльца чёрного входа: "Вот здесь я когда-то жил..." – "Как?! В доме у Горького ?!" – "Ну да... Я был чуть старше тебя тогда, но то, что стану писателем, знал уже твёрдо. Приехал с рукописью романа "Ледяной покров". Тогда же отец рассказал о своих ночёвках под открытым морозным московским небом в саду имени Баумана и о своём грустном скоропалительном отъезде.
В 1971 году мы жили уже в Крыму, но училась я в Красноярском педагогическом институте. Отец писал мне часто. Письма его были полны юмора и доброты. Поздравляя меня с 18-летием, в привычной для него шутливой манере отец пишет: "А ведь и мне когда-то было восемнадцать... Дай Бог памяти, когда это было? Э-э... М-м... Если к 18 прибавить 15 – это будет тридцать три?! Так, так! 1933 год... Ага, точно! В мае 1933 года, пребывая в должности главного агронома Новосёловского совхоза "Овцевод", с 250 тысячами голов первоклассных ромбулье, мериносов, и пр. и пр., я жил тихо... Ой, не тихо!...У меня тогда жили мать, Аннушка, Коля, а сам я, как некий купеза, летал по огромной территории совхоза от Новосёлово до станций Шира и Ужур на паре гнедых рысаков и... чуть было не женился на некоей А. Б., но удрал от неё в лето 1934 года, то есть "на девятнадцатом горении" своей свечи, и еле опомнился от пережитого страха сперва в Алма-Ате, затем в Москве и снова... в Тянь-Шанях!.. Во, какой был славный лыцарь твой батянька в пору своих восемнадцати-девятнадцати лет!.. Да и к тому же... считал себя непреклонно и бесповоротно гением, ибо написал единым дыхом первый том романа "Ледяной покров", с чем и нагрянул в Москву к Максиму Горьчайшему. Хо, хо!.."
И, заканчивая письмо, добавляет цитату из любимой классики:
Юность, юность, ты чудесна,
хоть проходишь быстро путь.
Счастья хочешь? Счастлив будь!
(Лоренцо Медичи)
Остаётся добавить важную деталь, скорее, фактический материал, без которого моё свидетельство было бы неполным. В архиве семьи писателя хранится фотография 19-летнего Алексея Черкасова с надписью, сделанной его рукой, на её обратной стороне: "15.IХ.1934 г. я выехал из с. Курагино в Москву к Горькому с романом "Ледяной покров". В архивах Горького должна быть эта уникальная фотография. Был у Горького по январь 1935 года".
В этом поступке Черкасова отражается весь его характер – порывистый, непредсказуемый и непримиримый ни с какой поведенческой ложью. В любой ситуации, в чём-то его задевающей, он никогда не искал компромисса и поступал как его любимый герой Мамонт Петрович Головня, а не как хитрый Филя. Расставание с Горьким завершилось в Москве сценой, которую меткий русский язык характеризует пословицей "нашла коса на камень".
После отъезда из Москвы для Черкасова начнётся новый период жизни: он будет некоторое время работать в Северном Казахстане, в станице Пресновской. Завершит роман "Ледяной покров" и начнёт новый, "Мир как он есть", и через два года завершит и его. Там же, в Северном Казахстане, 30 декабря 1937 года состоится первый арест Черкасова, при котором будут изъяты оба романа и впоследствии погибнут бесследно. Но это уже тема для другого разговора.
Источник: Красноярский рабочий. 2015. 4 апреля.
Автор: Надежда ПРОСКУРИНА (Симферополь)
В этом году исполняется 100 лет со дня рождения Алексея Черкасова, самобытного сибирского писателя, классика ХХ века, автора популярных романов "Хмель", "Конь рыжий", "Чёрный тополь".
Алексей Тимофеевич Черкасов (1915-1973) родился в Сибири и завершил земной путь в Симферополе, куда он приехал в 1969 году с надеждой на выздоровление. Три года назад, в День России, на доме по улице Самокиша, 14, где писатель жил последние четыре года, была открыта мемориальная доска. Крымчане знают, что в Красноярске есть библиотека, носящая имя А. Т. Черкасова и на доме, где им создана трилогия "Сказания о людях тайги", также установлена мемориальная доска. Есть памятная доска и в Минусинске, где зарождалась идея "Сказаний", и одна из минусинских улиц носит имя писателя.
На читательских конференциях, которые проходят в крымских библиотеках, с большим интересом было встречено сообщение об успешном осуществлении Минусинским драматическим театром спектаклей "Хмель" (режиссёр – Валерий Пашнин) и "Чёрный тополь" (режиссёр – Алексей Песегов).
Яркая личность Алексея Тимофеевича Черкасова вызывала глубокий интерес и у художников. Так, народный художник России и Украины, почётный академик Российской академии художеств Валентин Бернадский, создавший портрет Черкасова, смог передать состояние души писателя. Портрет неоднократно экспонировался на всероссийских выставках в Москве, Севастополе, Симферополе.
...Человек, смотревший на меня с портрета, поразил своей необычностью. Он был не похожим на всех, кто оказался со мной рядом. Облик его был так вдохновенно динамичен и одновременно напряжён, что всё остальное отодвигалось на дальний план и поглощалось главным. Это было лицо, в котором отразились душа, внутреннее состояние чувств и переживаний. Смотрела я на него и думала: "Такой защитит, даже если и сил не будет иметь". Я почувствовала уникальную глубину его духовности. В нём было непостижимое сочетание духовной и внешней красоты, в его глазах утонул мой взгляд. Незримая нить протянулась ко мне, отодвигая всё, что лишь казалось реальным. "Так вот он каков, написавший "Сказания о людях тайги", – думала я.
К своей звезде он шёл через испытания и тернии. В романе "Хмель" Алексей Черкасов, глубоко знающий историю отечества, философ, проникающий в тонкости души, художник слова, скажет: "Слово дано всем, мудрость души – немногим". Эту же фразу я прочитала на его могиле в Симферополе.
"Жизнь, как и река, – с истоком и устьем, – напишет Алексей Тимофеевич в романе "Хмель". – У каждого – своя река. У одного – извилистая, петлистая, с мелководьем на перекатах, так что не плыть, а брести приходится; у другого – бурливая, клокочущая, несущая воды с такой яростью, будто она накопила силу, чтоб пролететь сто тысяч вёрст, и вдруг встречается с другой рекой, теряет стремительность, шумливость, и начинается спокойное движение вперёд, к устью.
Есть не реки, а ручейки – коротенькие и прозрачные, как жизнь младенца: народился, глянул на белый свет, не успел налюбоваться им и – помер...
...Если глянуть с истока, иной думает: нету конца и края теченью его реки, и радуется. В истоке не оглядываются назад. За плечами – розовый туман, и в этом тумане – игрища, потехи, мать да отец, братья да сёстры, бабушки да дедушки, прилежание или леность – чем любоваться? Зато вперёд глядеть радостно. Неведомые берега тянут к себе, новые люди, встречи и разминки – жизнь!.."
Трилогия "Сказания о людях тайги" – наиболее известное произведение Алексея Черкасова – охватывает почти полтора столетия и объединяется образом Ефимии, от которой "не в силах был оторвать взгляда" декабрист-каторжник Лопарёв.
Сказания об истории Сибирского края отличаются динамичностью, их не только интересно читать, они притягивают, заставляют возвращаться к прочитанному.
Читатель вместе с декабристом Александром Лопарёвым, бежавшим с этапа, попадает в старообрядческую общину, ушедшую в глубину Сибири.
Как сложен путь к истине – его надо выстрадать. И возможно ли обрести счастье?
Какие разные характеры героев, какая ломка судеб и их переплетение!
Мастерство Черкасова в том, что, читая, ты видишь героев, слышишь их речь, живёшь их мыслями и чувствами.
Время проходит, герои меняются, уходят, а действие продолжается. И ты во власти сюжета.
Автор – тонкий психолог. Он обнажает то, что прячется "за изгородью слов и пауз": "...Есть разные лица у людей: плоские, вычерченные резко и сильно, энергичные, усталые и такие, на которых отпечатана вся жизнь... Если глянуть издали, ничего не видно. А присмотреться - поражаешься силою отпечатка".
Талантливый писатель рисует сильные, мощные характеры, передаёт их сложность, неповторимость. "Сказания" – произведение не лёгкое, развлекательное, а зовущее к размышлению.
Запоминается образ Филарета – предводителя общины староверов-раскольников: "Старец был необыкновенно высок, с царя Петра, костлявый, прямой; на белой рубахе до колен искрилась такая же белая аршинная борода, поверх неё лежала толстая золотая цепь – увесистый осьмиконечный золотой крест. Холщовая рубаха была перетянута широким ремнём по чреслам; длинные белые космы, ни разу, видать, не стриженные, спускались ниже плеч. Старец был бос и шёл величаво, опираясь на толстый посох с золотым набалдашником и железным наконечником – точь-в-точь Иван Грозный со старинной иконы. И такой же горбоносый".
Ко времени, отображённому в романе, старообрядчество трансформировалось в изуверство, в различные варианты толков и согласий. Потрясает описание сожжения Акулины Юсковой только за то, что у неё родился шестипалый младенец.
Филарет "из окружающей жестокости утвердил свою жестокость, чтобы сохранить общину".
Великолепны диалоги старца с декабристом Лопарёвым. Рядом со страданиями в романе идёт любовь. И такая разная. Ефимия, знающая секреты врачевания, "более всего лечила Лопарёва собственным сердцем, неистраченной любовью, обрызганной с девичества горем горьким да вязким". Она признаётся: "Не греховная плоть мучает мя, а сердце тепла ищет, человека ищет, свободы духа ищет".
Да, "душа – не тело, затворы да стены не удержат" её. Сердце чувствует тепло, исходящее от другого: "Бог не заповедал держать душу в цепях и сердце в холоде". Но "каждый разматывает собственную жизнь".
Пейзажи "Сказаний" сливаются с жизнью персонажей, являясь фоном для развития сюжета. В лучших традициях русской классики написаны живописные картины природы. И, словно предвозвещая свидание Ефимии и Лопарёва, "августовская ночь прояснилась звёздами... Ночь играла ясными звёздами". Сердце Ефимии открылось, "она протянула Лопарёву зовущие руки". Любовь осветила, обняла радостью и теплом, дала свет душе: "Любовь как птица небесная. Над головой летает, а не всем в руки даётся".
Два тома "Сказаний" – "Конь рыжий" и "Чёрный тополь" – создавались в соавторстве с Полиной Дмитриевной Москвитиной, с которой Алексей Черкасов познакомился в 1943 году, находясь в неволе. Ей, ставшей впоследствии его женой, Алексей Тимофеевич сделает посвящение к выходу в свет романа "Хмель": "Без твоего мужества в трудные годы, без твоего истинно творческого участия, когда мы вместе создавали замысел "Сказаний", вместе работали, переживали горечи неудач и счастливые минуты восторга, без такого творческого союза, друг мой, я никогда бы не смог написать "Сказаний о людях тайги".
Быть допущенной к соприкосновению с душой, которой дарован талант, способный вместить в себя боль, страдание, любовь других,- дорогого стоит.
Время выявляет истинное. Уже полвека "Сказания о людях тайги" дарят читателю глубинные откровения. Имя классика литературы Алексея Черкасова пришло к нам из ХХ века, наполненного потрясениями, в ХХI век, век надежд и ожиданий.
Источник: Красноярский рабочий. 2015. 26 марта.
ЧЕРКАСОВ У ГОРЬКОГО?!.. БЫЛ!
Автор: Наталья ЧЕРКАСОВА (Симферополь)
В юбилейный год 100-летия со дня рождения писателя Алексея Тимофеевича Черкасова хочется ещё раз перечитать некоторые страницы его непростой биографии, разобраться с теми из них, которые вызывают вопросы. Одна из таких страниц – встреча начинающего Черкасова с великим Горьким.
Некоторые исследователи творчества и биографии Черкасова называют эту страницу "белым пятном", разобраться в котором невозможно. Мне кажется странным и несколько неоправданным повышенный интерес к теме встречи девятнадцатилетнего, не издавшего тогда ещё ни одной строчки Алексея Черкасова и маститого писателя, корифея русской и советской литературы, человека, максимально и опасно приближённого в то время к вершине власти, Алексея Максимовича Горького. Но никакого пятна, ни белого, ни чёрного, здесь, конечно, нет. Поэтому постараюсь внести ясность, хотя бы настолько, насколько она доступна мне.
Как известно, речь Горького на I Съезде советских писателей в 1934 году стала событием для многих и обещанием всевозможной поддержки для молодых и начинающих. На Горького обрушилась лавина рукописей нового пишущего племени всей России. Не стал исключением и Черкасов. К этому времени у него уже был закончен первый том романа о жизни купечества в предреволюционной Сибири под названием "Ледяной покров". Сначала он отправляет первый вариант романа по почте в посылке, незамысловато написав адрес: "Москва. Горькому". И роман дошёл! Из редакции горьковского журнала "Наши достижения", от редактора Груздева, осенью 1934 года Черкасов получает сообщение о том, что роман заинтересовал издательство, но нуждается в доработке. Ко времени получения этого сообщения у Черкасова уже был готов новый рукописный вариант, потому что писал он всегда со скоростью невероятной. Недолго думая, он кладёт в сумку этот второй вариант "Ледяного покрова", садится на коня и выезжает из села Курагино, где работал в то время агрономом, в Абакан. Коня оставляет привязанным на абаканской железнодорожной станции с запиской: "Вернуть по указанному адресу", а сам на поезде едет в Москву. К Горькому! К кому же ещё?! Больше "знакомых" в Москве у него не было...
В Москве его поражает невероятное количество извозчиков на вокзале, а их вопросы: "Вам куда?! Подвезём с ветерком!" – ставят его перед задачей почти неразрешимой: в самом деле – куда?! Не сразу находит он издательство журнала "Наши достижения", ведь Москву он совершенно не знает. Осень стоит холодная. Ночевать ему негде, и спит он, как бродяга, в Бауманском саду на деревянной скамейке. Однажды, проходя мимо особняка Рябушинского, в котором жил Горький, он останавливается у чёрного входа. Кухарка, выглянувшая на крыльцо, приняла его за очередного просителя, и, возможно, измученный вид его вызвал у неё сочувствие. Она позволила ему войти и переговорила с кем-то. Черкасова накормили и разрешили переночевать в полуподвальной каморке.
Узнал он тогда, что Горький переживает огромное горе после смерти (а все говорили: "гибели") любимого сына Максима, случившейся этой весной. Ходили слухи, что Максима спаивали и добились своего. "Он замёрз, выпивши, и умер", – так говорили многие. И шёпотом добавляли: "Но, вообще-то, его убили...".
В Москве в это время Горького не было. До конца декабря 1934 года он жил в Крыму, в бывшем имении Раевских Тессели, что значит "тишина". Тяжело болел. И в Москве появился только в последних числах декабря. Спустя какое-то время через секретаря Горького, Крючкова, Черкасову наконец-то удалось познакомиться с Горьким. Количество посетителей, рвущихся к общению с писателем, было огромно. Однако с рукописью "Ледяного покрова" он, хоть и мельком, но всё же познакомился. Сказал несколько слов одобрения.
О рабочем графике Горького уже тогда ходили легенды. Он был неукоснительно аккуратен в работе. С 9 часов утра до 14 проводил время исключительно за письменным столом.
В доме Горького, в комнате полуподвала, Черкасов прожил "по январь 1935 года", – так он написал на обороте фотографии в 1968 году, когда вспоминал свою встречу с Горьким в Москве. Такую же фотографию он когда-то отправил самому Горькому и был убеждён, что в горьковском архиве она есть, о чём также говорит надпись на фото.
А тогда, в январе 1935-го, он почувствовал себя "своим" человеком в доме. Осмелел. О том, что произошло дальше, рассказал писатель Пётр Дудочкин в своей статье "Черкасовская грань". Статья была опубликована в журнале "Сибирь" (N 5, 1979 год): "Что не пожил тогда больше у Горького – сам я виноват, – признался мне Алексей Тимофеевич. И вздохнул. Вздохнуть-то при этом вздохнул, но, чувствовалось, вины своей в ту далёкую пору не чуял: – Чёрт меня дёрнул бухнуть невпопад за завтраком такое, что великому показалось дерзким замечанием, а может, и вовсе укором с оскорблением... Обнадёженный похвалами, я возьми да и скажи: "А почему вы, Алексей Максимович, так добры к разным бездарным, наглым и каким-то подозрительным? Они ж покою не дают, всё время возле вас увиваются..." В ответ – ни слова. В тот же день прислуга сказала мне: "Вам придётся освободить комнату: завтра тут будет жить другой гость, уже едет". Я переполошился, спросил: "Алексей Максимович об этом знает?" – "Конечно, знает,- объяснили мне. – Он и сказал так". Не попрощавшись с Горьким (мне сказали, что его нет дома), я укатил из Москвы в Казахстан".
...В январе 1971 года мы с отцом оказались в Москве вдвоём, несколько дней жили в гостинице "Москва", которую Черкасов очень любил, и совершали иногда долгие пешеходные прогулки. Так однажды оказались вместе на Малой Никитской улице, рядом с домом-музеем Горького. Отец грустно вглядывался в дом, а я читала вывеску у входа: "Музей-квартира А. М. Горького. Часы работы...". Музей был уже закрыт, и мне было жаль, что мы не пришли раньше. О том, что отец виделся с Горьким, я от него до этого дня никогда не слышала. И вдруг он сказал, показывая на боковое полуподвальное окно слева от крыльца чёрного входа: "Вот здесь я когда-то жил..." – "Как?! В доме у Горького ?!" – "Ну да... Я был чуть старше тебя тогда, но то, что стану писателем, знал уже твёрдо. Приехал с рукописью романа "Ледяной покров". Тогда же отец рассказал о своих ночёвках под открытым морозным московским небом в саду имени Баумана и о своём грустном скоропалительном отъезде.
В 1971 году мы жили уже в Крыму, но училась я в Красноярском педагогическом институте. Отец писал мне часто. Письма его были полны юмора и доброты. Поздравляя меня с 18-летием, в привычной для него шутливой манере отец пишет: "А ведь и мне когда-то было восемнадцать... Дай Бог памяти, когда это было? Э-э... М-м... Если к 18 прибавить 15 – это будет тридцать три?! Так, так! 1933 год... Ага, точно! В мае 1933 года, пребывая в должности главного агронома Новосёловского совхоза "Овцевод", с 250 тысячами голов первоклассных ромбулье, мериносов, и пр. и пр., я жил тихо... Ой, не тихо!...У меня тогда жили мать, Аннушка, Коля, а сам я, как некий купеза, летал по огромной территории совхоза от Новосёлово до станций Шира и Ужур на паре гнедых рысаков и... чуть было не женился на некоей А. Б., но удрал от неё в лето 1934 года, то есть "на девятнадцатом горении" своей свечи, и еле опомнился от пережитого страха сперва в Алма-Ате, затем в Москве и снова... в Тянь-Шанях!.. Во, какой был славный лыцарь твой батянька в пору своих восемнадцати-девятнадцати лет!.. Да и к тому же... считал себя непреклонно и бесповоротно гением, ибо написал единым дыхом первый том романа "Ледяной покров", с чем и нагрянул в Москву к Максиму Горьчайшему. Хо, хо!.."
И, заканчивая письмо, добавляет цитату из любимой классики:
Юность, юность, ты чудесна,
хоть проходишь быстро путь.
Счастья хочешь? Счастлив будь!
(Лоренцо Медичи)
Остаётся добавить важную деталь, скорее, фактический материал, без которого моё свидетельство было бы неполным. В архиве семьи писателя хранится фотография 19-летнего Алексея Черкасова с надписью, сделанной его рукой, на её обратной стороне: "15.IХ.1934 г. я выехал из с. Курагино в Москву к Горькому с романом "Ледяной покров". В архивах Горького должна быть эта уникальная фотография. Был у Горького по январь 1935 года".
В этом поступке Черкасова отражается весь его характер – порывистый, непредсказуемый и непримиримый ни с какой поведенческой ложью. В любой ситуации, в чём-то его задевающей, он никогда не искал компромисса и поступал как его любимый герой Мамонт Петрович Головня, а не как хитрый Филя. Расставание с Горьким завершилось в Москве сценой, которую меткий русский язык характеризует пословицей "нашла коса на камень".
После отъезда из Москвы для Черкасова начнётся новый период жизни: он будет некоторое время работать в Северном Казахстане, в станице Пресновской. Завершит роман "Ледяной покров" и начнёт новый, "Мир как он есть", и через два года завершит и его. Там же, в Северном Казахстане, 30 декабря 1937 года состоится первый арест Черкасова, при котором будут изъяты оба романа и впоследствии погибнут бесследно. Но это уже тема для другого разговора.
Источник: Красноярский рабочий. 2015. 4 апреля.